Шшшшш… слышишь? Это я шелещу. Присядь на скамейку, мой юный друг. Поближе. Вот так. Я расскажу тебе историю, которую знают только октябрьский ветер и старый клён у канадского Парламента. Я – Кленовый Лист с флага Канады. Да-да, тот самый, красный, с одиннадцатью точками. Но знаешь ли ты, что когда-то я был последним листом на дереве? Последним, который отказывался падать в осень 1964 года? Хочешь узнать почему? Тогда слушай…
Октябрь 1964 года. Оттава. Холодный ветер срывал последние листья с деревьев.
Все мои братья упали. Тысячи кленовых листьев – жёлтые, оранжевые, коричневые – устилали землю, как пёстрый ковёр.
А я висел.
Один.
Красный.
Упрямый.
Знаешь, каково это – быть последним? Ветер дует, дождь бьёт, снег уже на подходе, а ты держишься. Зачем? Сам не знаешь. Просто чувствуешь – твоё время ещё не пришло.
Каждый день подо мной проходили люди. В Парламент. Из Парламента. Спорили. Кричали. На двух языках.
“We need a new flag!” – кричали одни. “Nous avons besoin d’un nouveau drapeau!” – кричали другие. “Le Red Ensign est notre histoire!” “The Union Jack must go!”
Три тысячи пятьсот дизайнов флага предложили. ТРИ ТЫСЯЧИ ПЯТЬСОТ! И ни один не подходил.
Почему? Потому что Канада была расколота. Не как блюдо – а как сердце. Англоканадцы хотели своё. Франкоканадцы – своё. Коренные народы вообще никто не спрашивал.
И вот однажды, туманным октябрьским утром…
Тук-тук-тук – маленькие шаги по опавшей листве.
Девочка. Восемь лет. Тёмные косички, серое пальто, красный шарф. Села на скамейку прямо подо мной.
— Maman говорит я должна ждать здесь. Dad заберёт после работы из Парламента, — сказала она сама себе.
Заметь – maman и dad. Половина по-французски, половина по-английски. Как сама Канада.
Звали её Мари-Энн Трембле-Макдональд. В школе дразнили “половинкой”. “Moitié-moitié” – ни то, ни сё.
Она подняла голову, посмотрела на меня: — Эй, лист! Почему ты не падаешь? Октябрь кончается. Все упали. Ты что, особенный?
Ветер подул. Я покачался, но держался.
— Знаешь что? — вдруг сказала Мари-Энн. — Я тебя понимаю. Я тоже не знаю, куда падать. К французам? К англичанам? Я посередине. Как ты – между небом и землёй.
И она заплакала. Тихо. По-детски. Слёзы капали на опавшие листья.
И тут случилось ТО.
Листья зашевелились. Не все – ровно одиннадцать. Поднялись с земли, закружились вокруг девочки.
— Не бойся, — прошелестел первый. — Мы души провинций.
— Я – Британская Колумбия, — представился первый. — Тихоокеанский.
— Альберта. Нефтяной.
— Саскачеван. Пшеничный.
— Манитоба. Центральный.
— Онтарио. Великоозёрный.
— Квебек. Je me souviens.
— Нью-Брансуик. Двуязычный, как ты.
— Новая Шотландия. Морской.
— Остров Принца Эдуарда. Маленький, но гордый.
— Ньюфаундленд. Туманный.
— Северные территории. Ледяной.
Мари-Энн вытерла слёзы: — Вы… настоящие?
— Мы искали того, кто нас объединит. Не англичанина. Не француза. А того, кто – И ТО, И ТО. Как ты.
Одиннадцать листьев посмотрели на меня – двенадцатый, всё ещё висящий.
— Позови его. Скажи, что пора.
Мари-Энн встала на скамейку, протянула маленькую руку: — Лист… красный лист… Канаде нужен символ. Не английский. Не французский. КАНАДСКИЙ. Стань им. Пожалуйста.
И знаешь что я понял в тот момент? Вот почему я не падал! Я ждал того, кто попросит не за свою группу, не за свой язык, а за ВСЕХ.
Я оторвался.
Но не упал!
Поплыл к её руке. Медленно. Торжественно.
Одиннадцать листьев взлетели, начали кружиться вокруг меня. Быстрее! Быстрее!
Вжжжжжжж!
Мы слились. Но не в кучу – в ОДИН лист. Я стал больше. Ярче. И на мне появились одиннадцать точек – по одной от каждой провинции.
В этот момент из Парламента вышел усталый человек в очках. Лестер Пирсон. Премьер-министр.
— Господи, — бормотал он. — Опять ничего. Может, вообще оставить старый флаг…
Он увидел девочку с огромным красным листом: — Что у тебя?
— Это Канада, мистер премьер. Вся. В одном листе.
Пирсон взял меня. Я был тёплым. Живым. Пульсирующим.
— Одиннадцать точек… — прошептал он. — Десять провинций и территории… Красный от двух океанов… Боже, это же идеально!
Он побежал обратно в Парламент: — У МЕНЯ ЕСТЬ! У МЕНЯ ЕСТЬ ДИЗАЙН!
15 февраля 1965 года. Первый подъём нового флага.
Красный-белый-красный. В центре – я. Кленовый лист с одиннадцатью точками.
Мари-Энн стояла в толпе со своими родителями. Maman плакала. Dad тоже, просто прятал слёзы.
— Это твой лист? — спросила мама.
— Наш, — ответила девочка. — Он принадлежит всем.
Шшшшш…
Вот так я стал флагом, дорогой друг. Последний лист, который отказывался падать, стал первым символом единой Канады.
Теперь я на тысячах флагов. От Ванкувера до Галифакса. От Виндзора до Алерта.
Но знаешь секрет?
Я всё ещё на том дереве у Парламента. Каждую осень. Последний красный лист.
Жду.
Вдруг какому-нибудь ребёнку снова понадобится символ единства?
Вдруг кто-то снова почувствует себя “половинкой”?
Я буду здесь.
Всегда.
Последний лист.
Который стал первым.
П.С. Если будешь в Оттаве осенью, найди старый клён у Парламента. Если увидишь последний красный лист, который не падает – подмигни мне. Я покачаюсь в ответ. И помни – иногда нужно уметь держаться, чтобы дождаться своего момента.
