Скарабей задрожал, когда Маша перелистывала альбом с фотографиями из музея — на одной из страниц мелькнуло изображение глиняного воина с пустыми глазами, и бронзовый жук словно узнал древнего собрата по вечной страже.
Комната наполнилась запахом сырой глины, полынного дыма и того особенного аромата, который бывает в гончарных мастерских — смесь воды, земли и огня, замешанная на человеческом поте и страхе. Амулет раскалился, как печь для обжига керамики, мир закрутился в глиняном вихре, унося детей сквозь века…
Они стояли в огромном подземном зале, освещённом тысячами масляных светильников, чьё мерцание создавало иллюзию движения среди неподвижных фигур. Потолок терялся во тьме, словно над головой было не рукотворное творение, а само ночное небо без звёзд. Стены уходили так далеко, что противоположный конец тонул в дымке от чадящих факелов. И всюду, насколько хватало глаз, ровными рядами, как настоящее войско на параде, стояли воины.
Глиняные воины. Тысячи их.
Но они были не закончены — у одних не было голов, и пустые шеи торчали, как стволы спиленных деревьев; у других не хватало рук, и они казались калеками великой битвы; третьи были просто торсами на глиняных ногах, ожидающими своей очереди стать людьми из земли. И среди этого молчаливого, незавершённого войска сновали живые люди — сотни мастеров в запачканных глиной одеждах, похожие на муравьёв, строящих невиданный муравейник.
— Быстрее! — раздался властный голос, эхом отражаясь от каменных стен. — Император может умереть в любой день! Придворные лекари уже не скрывают своего бессилия! Армия должна быть готова проводить его в загробный мир!
Амулет снова сработал как переводчик, превращая древнекитайскую речь в понятные слова, хотя интонации оставались чужими, полными страха и усталости.
— Мастер Чжан! — молодой подмастерье, не старше самих детей, подбежал к пожилому человеку с длинной седой бородой, заплетённой в косу. — Западная печь треснула от жара! Три сотни воинов испорчены — глина пузырями пошла, лица расплылись!
Мастер Чжан — явно главный среди ремесленников, судя по качеству его одежды и почтению окружающих — закрыл глаза, словно собираясь с силами для очередного удара судьбы:
— Значит, будем работать без сна, пока глаза видят и руки держат инструменты. Император Цинь Шихуанди требует восемь тысяч воинов, и он их получит, даже если нам придётся отдать собственные души.
— Но мастер, — юноша понизил голос до шёпота, — люди говорят… Говорят, когда армия будет готова, всех мастеров убьют, чтобы они не раскрыли секрет расположения гробницы… Как было с теми, кто строил подземные реки из ртути…
— Замолчи, Лян! — старик испуганно оглянулся на стражников у входа. — Стены имеют уши, а у стражников — мечи, жаждущие крови.
Маша и Саша прятались за недоделанной фигурой лучника, чья глиняная рука была вытянута к несуществующему луку, боясь пошевелиться и выдать себя. Вокруг кипела работа, похожая на священнодействие: одни мастера лепили лица, тщательно прорабатывая каждую морщинку, каждый шрам, каждую родинку; другие приделывали руки, следя, чтобы пропорции были идеальными; третьи расписывали доспехи яркими красками — красной киноварью, зелёным малахитом, синим азуритом.
— Смотри, — прошептал Саша, изучая ближайших воинов, — у всех разные лица! Нет двух одинаковых!
И правда — ни одно лицо не повторялось. Каждый воин был уникален, как уникален любой живой человек: у этого шрам через щёку, полученный в битве с варварами; у того — орлиный нос с горбинкой; третий улыбался, словно вспоминая что-то приятное; четвёртый хмурился, будто предвидел собственную глиняную вечность.
— Эй! — окликнул их молодой голос. — Вы что здесь делаете? Посторонним вход воспрещён под страхом смерти!
Дети обернулись. Перед ними стоял мальчик их возраста, весь в глине с головы до ног — она была в волосах, под ногтями, въелась в кожу так, что он сам казался недоделанной статуей. Но глаза его были живыми, умными, с искоркой любопытства.
— Мы… заблудились, — пробормотала Маша, понимая, как глупо это звучит.
— Заблудились? В императорской гробнице, которая охраняется строже, чем дворец? — мальчик прищурился. — Вы не похожи на детей мастеров. Странная у вас одежда — я такой ткани никогда не видел.
— Мы… из далёкой западной провинции, — быстро сказал Саша. — Нашего отца призвали помогать с обжигом. Он знает секрет особой печи. А ты кто?
— Я Сяо. Сын мастера Чжана, — мальчик гордо выпрямился, и комья глины посыпались с его одежды. — Я расписываю доспехи воинов. У меня лучший глаз на оттенки — могу различить сорок видов зелёного! Смотрите!
Он подвёл их к воину, над которым работал. Глиняный солдат был почти завершён — в полном вооружении, с бронзовым мечом у пояса (настоящим, не глиняным!), в чешуйчатых доспехах, расписанных зелёным и золотым так искусно, что казалось, будто это настоящий металл.
— Это генерал Ван, — объяснил Сяо с почтением. — Он погиб, защищая императора двадцать лет назад от покушения. Стрела попала ему в горло — видите, я даже шрам изобразил. Теперь будет защищать его в загробном мире вечно.
— Подожди, — Маша не поверила своим ушам. — Вы делаете портреты реальных воинов? Конкретных людей?
— Конечно! Каждый воин армии императора должен быть здесь, в подземном царстве. Мёртвые — чтобы продолжить службу, на которую они присягали. Живые… — он замолчал, и лицо его помрачнело.
— Что живые?
Сяо оглянулся, проверяя, не слушает ли кто, и прошептал:
— Говорят, император приказал: когда воин императорской гвардии умирает, даосские маги проводят ритуал, и его душу запечатывают в глиняную фигуру. А если армия не будет готова к смерти императора…
— То что?
— То возьмут души живых воинов. Просто прикажут им выпить яд, а души вселят в глину. Император Цинь безумен в своём страхе смерти — он пьёт ртуть, думая, что она дарует бессмертие!
В этот момент раздался грохот, от которого задрожала земля. В дальнем конце зала рухнула целая шеренга глиняных воинов — человек пятьдесят. Они разбились на тысячи осколков с жутким звуком, похожим на вопль, подняв облако глиняной пыли, в котором метались тени от факелов.
— Нет! — закричал мастер Чжан, подбегая к руинам. — Это работа трёх месяцев! Сотни человеко-дней!
К месту катастрофы сбежались мастера, охая и причитая. И тут Саша заметил странное: у одной из разбитых фигур из глины торчал конец верёвки, искусно спрятанный в складках одежды.
— Смотри, — он показал Маше. — Это не случайность. Кто-то подпилил деревянные опоры и привязал верёвку, чтобы обрушить всё разом!
— Диверсия? — прошептала Маша. — Но кто? И зачем?
Ответ пришёл неожиданно. Из-за обломков вышел человек в чёрном шёлковом одеянии с золотым шитьём — не мастер в грубой одежде, а придворный чиновник. Лицо его было холодным и надменным, с той особой жестокостью, которая рождается от близости к власти.
— Мастер Чжан, — произнёс он с ехидной улыбкой, растягивая слова. — Опять неудача? Император будет крайне разочарован. Вы же знаете, как он не любит разочарований.
— Советник Ли, — старик поклонился, но в голосе звучала едва сдерживаемая ярость. — Это диверсия. Вы прекрасно знаете, что это не случайность…
— Я знаю только то, что вижу, — перебил советник. — А вижу я, что вы не успеваете к сроку. Император болен. Придворные лекари дают ему дни, может, недели, если боги будут милостивы. Если армия не будет готова…
— Будет готова!
— Надеюсь. Иначе… — советник Ли медленно провёл пальцем по горлу. — Вы знаете, как император наказывает за невыполнение приказа. Вас замуруют живыми вместе с вашими глиняными солдатами. И ваши семьи разделят вашу участь — всех, до грудных младенцев.
Он ушёл, его шёлковые одежды шелестели, как змеиная кожа, а мастер Чжан сжал кулаки так, что костяшки пальцев побелели:
— Он специально нам мешает. Хочет, чтобы мы провалились, и тогда его брат получит подряд на вторую очередь гробницы — конницу и колесницы.
— Отец, — Сяо подбежал к нему. — Что будем делать? Мы не успеем восстановить этих воинов! Глины нужного качества нет, обжиг займёт недели!
Старик задумался, морщины на его лице стали глубже, потом решительно сказал:
— Будем делать пустых воинов. Без ритуалов. Просто глиняные оболочки.
— Но отец! Император узнает! В загробном мире они не оживут без душ!
— Сын мой, — мастер положил руку ему на плечо, и в голосе его звучала горькая мудрость. — Я открою тебе тайну, которую знают только старшие мастера. Никакие души мы не запечатываем. Это просто глина, обожжённая в печи. Красивая, искусная, сделанная с любовью и страхом, но глина. Император верит в глупости своих магов, но мы-то с тобой знаем правду.
— Тогда зачем мы это делаем? Зачем этот обман?
— Чтобы жить. Чтобы наши семьи не умерли с голоду или под мечом. И ещё… — он помолчал, глядя на ряды воинов. — Чтобы создать нечто вечное. Эти воины простоят тысячи лет. Когда все забудут императора Циня, когда рухнет его династия, когда даже Китай будет называться иначе — воины всё ещё будут стоять, храня память о нашем мастерстве.
Вдруг Маша заметила движение в тени между колоннами:
— Там кто-то есть!
Из-за колонны выскользнул человек с факелом в руке. Он бежал к складу с готовыми воинами, и намерения его были очевидны — поджечь деревянные опоры и подмостки.
— Стой! — крикнул Саша. — Пожар! Он хочет устроить пожар!
Мастера бросились к поджигателю, но было поздно — факел полетел в кучу соломы для обжига, пропитанной маслом. Пламя взметнулось к потолку, как огненный дракон.
— Воду! — кричал мастер Чжан. — Спасайте воинов! Живую цепь!
Началась паника. Одни мастера выносили глиняные фигуры, обжигая руки о нагретую глину; другие таскали воду в кувшинах, передавая их по цепочке; женщины и дети сбивали пламя мокрыми тряпками. В дыму и суматохе поджигатель пытался скрыться, но Сяо преградил ему путь:
— Ты не уйдёшь, предатель!
Человек толкнул мальчика, и тот упал прямо перед рядом воинов с копьями. Острия были глиняные, но обожжённые до твёрдости камня — падать на них означало верную смерть. Маша, не думая о последствиях, дёрнула Сяо в сторону, и он упал на неё, а не на копья.
— Спасибо! — выдохнул он, помогая ей встать. — Ты спасла мне жизнь!
Поджигателя скрутили мастера. Когда с него сорвали маску из чёрной ткани, все ахнули — это был помощник советника Ли, которого все знали в лицо.
— Значит, советник хочет нашей смерти, — мрачно сказал мастер Чжан. — Что ж, теперь у нас есть доказательство его предательства.
Но тут раздался звук гонга — громкий, печальный, заполнивший всё подземелье, проникающий в самое сердце. Удар. Ещё удар. И ещё. Девять ударов — число императора.
— Император… — прошептал кто-то. — Император умер!
Все упали на колени, даже стражники. Только Маша и Саша остались стоять, не зная местных обычаев и не чувствуя священного ужаса перед смертью тирана.
В зал вошла процессия стражников в траурных белых одеждах — белый в Китае был цветом смерти. Во главе — новый император, совсем молодой человек с жестокими глазами отца, но с чем-то ещё — усталостью? пониманием?
— Армия готова? — спросил он холодно.
Мастер Чжан поднял голову:
— Ваше величество, советник Ли саботировал…
— Советник Ли казнён час назад за государственную измену, — перебил император. — Мои люди давно следили за ним. Он планировал переворот, пока мой отец умирал, а диверсии в гробнице были частью плана — ослабить меня в глазах народа. Я спрашиваю — армия готова проводить моего отца?
— Семь тысяч воинов готовы, ваше величество. Ещё тысяча…
— Достаточно. Семь — счастливое число. Запечатать гробницу через три дня. Всех работников…
Он замолчал, глядя на мастеров, замерших в ужасе, на их жён и детей, пришедших на похороны, на Сяо, вцепившегося в руку отца.
— Всех работников отпустить с наградой. Золотой монетой каждому мастеру, серебряной — каждому подмастерью. Но если хоть один расскажет о расположении гробницы или её устройстве — казню весь его род до седьмого колена.
Мастер Чжан не поверил своим ушам:
— Ваше величество… мы можем идти? Живыми?
— Мой отец был жесток от страха смерти. Я буду справедлив от понимания жизни. Идите. И пусть ваши глиняные воины охраняют его сон вечно. А ваше мастерство прославит Поднебесную в веках.
Амулет на шее у Маши стал обжигающе горячим.
— Нам пора, — сказала она Сяо. — Спасибо за всё. Ты храбрый.
— Подождите! — мальчик сунул им в руки маленькую глиняную фигурку. — Это воин-хранитель. Я сделал его сам для себя, но вы спасли мне жизнь. Пусть теперь он защищает вас.
Они побежали к выходу из подземелья, через анфиладу залов и коридоров. Позади остались семь тысяч глиняных воинов, застывших в вечном карауле. У выхода Маша обернулась — в мерцающем свете факелов казалось, что воины вот-вот оживут и зашагают…
ЩЁЛК!
Крылья скарабея захлопнулись с металлическим звоном. Мир растворился в глиняной пыли и дыме тысячелетий…
Они стояли в своей комнате. В руках у Саши была маленькая глиняная фигурка воина — грубоватая, но сделанная с любовью и мастерством. На ладони Маши остался след зелёной краски — малахитовой, той самой, которой расписывали доспехи генералов.
На столе был открыт альбом. Фотография раскопок в Сиане — ряды глиняных воинов, смотрящих в вечность своими пустыми глазами. Подпись: “Терракотовая армия императора Цинь Шихуанди. Обнаружена в 1974 году. 8099 уникальных фигур воинов, лошадей и колесниц. Каждый воин имеет индивидуальные черты лица. Тайна их создания до сих пор не разгадана. По легенде, мастера были замурованы в гробнице, но археологи не нашли человеческих останков.”
Маша и Саша переглянулись. Теперь они знали правду — мастера выжили, и их потомки, возможно, до сих пор живут в Китае, храня древние секреты работы с глиной.
ЗАПОМНИ НАВСЕГДА: Терракотовая армия — 8099 глиняных воинов в натуральную величину, созданных в 210-209 годах до н.э. для гробницы первого императора Китая Цинь Шихуанди. Он объединил Китай, создал Великую стену, единую валюту и письменность, но боялся смерти и хотел править в загробном мире. Каждый воин уникален — у них разные лица, позы, даже причёски, что говорит о невероятном мастерстве древних китайцев. Армию случайно нашли крестьяне в 1974 году, копая колодец. Это одно из важнейших археологических открытий XX века, восьмое чудо света, показывающее, что искусство способно пережить своих создателей на тысячи лет.
