В деревне Малиновка, где утренний туман танцевал с дымом из печных труб, а закаты были такими красными, что казалось — небо опускает в реку раскалённое железо, жила девочка Маша.
Двенадцать лет, косы русые до пояса, глаза серые, как небо перед дождём, но с искорками смеха, которые появлялись всякий раз, когда она видела что-то интересное. А интересного в Малиновке, по мнению Маши, становилось всё меньше.
Каждый день был похож на предыдущий, как две капли воды из их колодца:
Рассвет — петух Федька орёт под окном (всегда в пять утра, хоть часы по нему сверяй). Утро — накормить кур (тридцать семь штук, и каждая со своим характером). День — огород (бесконечные грядки с морковкой, которая почему-то растёт криво). Вечер — помощь маме (тесто месить, пироги лепить, полы мыть). Ночь — сказки от бабушки (одни и те же, сто раз слышанные).
— Скукотища! — вздыхала Маша, глядя в окно, где за околицей начинался большой мир. — Жизнь проходит мимо!
И тут случилось чудо. Письмо от тётушки Глафиры из столицы. Не простое письмо — на розовой бумаге, пахнущее французскими духами, с золотым вензелем на конверте.
“Дорогая Машенька! Как ты там в своей глуши поживаешь? Я тут, в столице, каждый день думаю о тебе. У нас такая жизнь! Театры, где люди поют на непонятных языках, но красиво! Музеи, где картины стоят миллионы! Магазины, где игрушки сами ходят и говорят! Кондитерские, где пирожные — произведения искусства! Приезжай на лето! Покажу тебе настоящую жизнь! Твоя тётушка Глафира”
Маша читала и перечитывала письмо, пока не выучила наизусть. В её воображении столица представала волшебным городом, где каждый день — праздник, каждый час — приключение.
Прощание с домом
День отъезда. Вся деревня собралась провожать — не каждый день кто-то в столицу едет.
Мама плакала, обнимая дочку: — Машенька, ты там осторожнее. Столица — место чужое.
Папа молча гладил по голове, в глазах — тревога.
Бабушка сунула в руки узелок: — Тут пирожки с капустой. Дорога длинная.
Кот Васька тёрся об ноги, мяукал жалобно — чувствовал расставание.
А Маша? Маша сияла! Наконец-то! Настоящая жизнь начинается!
Но когда телега тронулась, и родной дом стал уменьшаться, что-то кольнуло в груди. Будто невидимая нитка натянулась между сердцем и крыльцом, где стояла мама.
Дом смотрел вслед всеми своими окнами. И если бы дома умели плакать, этот бы заплакал. Но дома не плачут. Они ждут.
Столица глазами деревенской девочки
Поезд привёз Машу в другой мир. Столица оглушила, ослепила, закружила.
Дома — каменные великаны, упирающиеся в облака! Улицы — реки из камня, по которым текут толпы людей! Магазины — дворцы с витринами, как картины! Фонари — пойманные звёзды на железных столбах!
Тётушка Глафира встретила на вокзале. Такая нарядная, что Маша сначала не узнала — думала, графиня какая-то.
— Машенька! Душенька! Какая ты стала большая! Но, боже, какое платье! Мы это немедленно исправим!
Дом тётушки — пять этажей! Лифт — комната, которая ездит вверх-вниз! Квартира — как три избы! Комната для Маши — розовая, с кроватью под балдахином, как у принцессы.
— Нравится? — сияла тётушка.
— Это… это как во сне! — выдохнула Маша.
И началась сказочная жизнь.
Неделя чудес
Понедельник — Большой театр. Балет “Лебединое озеро”. Маша смотрела, затаив дыхание, как балерины порхают по сцене, будто и правда лебеди. Но к концу третьего акта ноги затекли от сидения, и она подумала: “Дома бы уже спать легла”.
Вторник — Музей изящных искусств. Картины, статуи, древние вазы. Экскурсовод говорил умные слова: “перспектива”, “композиция”, “светотень”. Маша кивала, но думала: “А наш подсолнух на огороде красивее любой картины”.
Среда — Парк развлечений. Карусели, американские горки, комната смеха. Маша каталась до головокружения, ела сахарную вату до тошноты. Вечером думала: “А в нашем лесу можно на ветке качаться сколько хочешь, и голова не болит”.
Четверг — Торговый пассаж. Платья, туфельки, шляпки, перчатки. Тётушка покупала и покупала: “Это тебе! И это! И вот это!” Маша примеряла, улыбалась, но думала: “В моём сарафане удобнее. И карманы есть для яблок”.
Пятница — Цирк. Слоны, танцующие вальс! Акробаты под куполом! Фокусник, достающий кроликов из шляпы! Маша хлопала до красных ладошек, но думала: “Наш кот Васька тоже фокусы умеет — мышей из-под пола достаёт”.
Суббота — Ресторан. Блюда с названиями на французском. Официанты во фраках. Маленькие порции на огромных тарелках. Маша ела золотой вилочкой и думала: “Мамины щи деревянной ложкой вкуснее”.
Воскресенье — Маша проснулась и поняла: устала. Устала от чудес.
Когда всё чужое
Вторая неделя началась с тоски. Тихой, незаметной, как туман, который подкрадывается с реки.
Утром Маша проснулась от грохота трамваев, а не от петушиного крика. И поняла — петуха не хватает. Даже противного Федьки.
За завтраком — круассаны из модной пекарни. Воздушные, слоёные, с шоколадом. Но не пахнут, как мамин хлеб из печи. Тот пах солнцем, полем, домом.
— Тётушка, а блинчиков можно? — Ой, милая, я блинов не пеку! Лучше эклеры закажем!
Эклеры были произведением искусства. Но Маша вспомнила мамины блины — кривоватые, с дырочками, но с любовью. И чуть не заплакала над идеальным эклером.
Пошли в парк. Дорожки ровные, газоны стриженые, фонтан с золотыми рыбками. Красиво. Но нет их речки, где можно камешки кидать и лягушек считать. Нет леса, где каждое дерево знакомое — вот на этой берёзе она упала, учась лазить, вот под той елью грибное место.
Вечером соседская девочка Вероника пришла играть. Куклы у неё были как живые — моргают, говорят “мама”, ходят. Но Маша вспомнила свою тряпичную Дуняшу — кривобокую, одноглазую (второй пуговица отвалилась), но родную. Мама шила, приговаривая: “Будет тебе подружка”.
Ночью Маша лежала в роскошной кровати под балдахином и считала: десять дней прошло, двадцать осталось. И впервые подумала: “Выдержу ли?”
Болезнь странного рода
На третьей неделе случилось странное. Маша заболела. Но не простудой, не животом. Заболела… тоской.
Просыпалась — и не хотела вставать. Райские птички в золотой клетке пели, как заведённые, а Маше хотелось услышать воробьёв за окном.
Ела французские деликатесы — и не чувствовала вкуса. Вспоминала картошку в мундире с солёным огурцом — и слюнки текли.
Смотрела в окно на столичную жизнь — а видела их огород, где помидоры уже, наверное, покраснели. Кто их собирать будет? Мама одна не управится.
Тётушка забеспокоилась: — Машенька, ты какая-то бледная. Может, доктора вызвать?
Доктор пришёл — важный, с золотым пенсне. Послушал, посмотрел, покачал головой: — Ностальгия у девочки. Тоска по дому. Это, мадам, не лечится пилюлями. Только одно лекарство — домой.
— Но как же! — всплеснула руками тётушка. — У неё тут всё! Лучшие условия! Развлечения! Образование!
Доктор посмотрел на Машу, лежащую в кружевных подушках, бледную, как эти кружева: — У неё тут всё, кроме дома. А дом, мадам, это не место. Это состояние души.
Дорога домой как лекарство
Тётушка, добрая душа, в тот же день купила билет на поезд: — Езжай, деточка. Я думала, тебе тут лучше будет. Но вижу — дом зовёт.
В поезде Маша сразу ожила. Чем ближе к родным местам, тем розовее щёки, ярче глаза.
Вот уже знакомые поля за окном! Вот их лес! Вот река блеснула! Вот церковь с покосившимся крестом!
На станции стояла вся семья. Мама плакала. Папа улыбался в усы. Бабушка крестилась.
— Машенька! Доченька! Родненькая!
И тут Маша расплакалась. Но это были не слёзы горя — слёзы счастья. Она обнимала всех разом и повторяла: — Как хорошо! Как хорошо дома!
Возвращение в своё
Дом встретил запахом пирогов — мама с утра пекла, знала, что дочка вернётся.
Всё было таким родным, что сердце сжималось от нежности:
Стол с отметинами от ножа — папа по рассеянности не на доске резал. Печка с трещиной — прошлой зимой от сильного жара треснула. Окна с геранью — бабушка разводит, говорит, от злых духов. Половички цветные — мама ткала зимними вечерами. Кот Васька — толстый, наглый, но свой.
Маша села за стол, и мама поставила перед ней тарелку щей. Простых, капустных, с картошкой. Но пахли они так, что все французские деликатесы забылись мгновенно.
— Ну, рассказывай! — требовала мама. — Как в столице?
И Маша рассказывала. Про театры и музеи. Про пятиэтажные дома и золотых рыбок в фонтанах. Про куклы, которые ходят, и лифты, которые ездят.
— Красота-то какая! — ахала мама. — Небось и оставаться хотела?
Маша покачала головой: — Мама, там правда красиво. И интересно. И удобно. Но… это всё не моё. Как… как если бы я надела чужое платье. Красивое, дорогое, но — чужое. Неудобно в нём. А дома — всё моё. Каждая щербинка на ложке — моя. Каждая занавеска знает меня. И я их знаю. Это и есть — дом.
Философия дома
Вечером Маша сидела на крыльце. Солнце садилось за лес, окрашивая всё в золотой и розовый. Кот Васька мурлыкал на коленях. Из избы пахло вечерним молоком и свежим хлебом.
И Маша думала: что же такое — дом?
Не стены и крыша. В столице стены были мраморные, а крыша — черепичная. Но дома не было.
Не вещи и удобства. В столице вещей было в сто раз больше и в тысячу раз красивее. Но дома не было.
Дом — это где каждый сантиметр пространства пропитан тобой. Где ты оставлял следы с первых шагов. Где стены помнят твой плач младенца и первый смех. Где окна знают, как ты на них дышал зимой, рисуя узоры. Где порог стёрт твоими ногами — сколько раз ты через него прыгал!
Дом — это где люди, которые знают, какую колыбельную ты любил в три года. Которые помнят, как ты боялся грозы в пять. Которые хранят твой первый рисунок и первый выпавший зуб.
Дом — это якорь. Можно уплывать далеко, видеть чудеса мира, но якорь держит. И всегда знаешь, куда вернуться.
Мудрость путешествий
С той поры Маша ездила в гости охотно. К тётушке в столицу. К двоюродным братьям за реку. К подруге в соседнее село.
Но больше недели нигде не задерживалась.
— Почему? — спрашивали. — Тебе скучно?
— Нет, — отвечала Маша. — Мне интересно. Но интересно именно потому, что я знаю — вернусь домой. Путешествие прекрасно, когда есть куда возвращаться. Гости хороши, когда есть свой дом.
И ещё она поняла: чтобы оценить дом, нужно от него уехать. Чтобы понять, как сладка родниковая вода, нужно попить из других источников. Чтобы полюбить свою простую жизнь, нужно увидеть другую — сложную, красивую, но чужую.
Эпилог: Круг замыкается
Прошли годы. Маша выросла, стала учительницей. Объездила полстраны — возила детей на экскурсии, на конкурсы, в лагеря.
В каждом городе фотографировалась у главной достопримечательности. Но в рамочке на столе стояла одна фотография — их дом в Малиновке, кривоватый, с покосившимся крыльцом, с геранью в окнах.
Ученики спрашивали: — Мария Ивановна, где вам больше всего понравилось?
И она отвечала то, что когда-то поняла двенадцатилетней девочкой: — В гостях хорошо — это правда. Мир большой и прекрасный. Но дома лучше — это тоже правда. Потому что дом — это не место на карте. Это место в сердце. И оно только одно.
А дом в Малиновке всё стоит. Постарел, покосился ещё больше. Но когда Маша приезжает на каникулы, он будто молодеет. Окна сияют её отражением. Порог радуется её шагам. Печка довольно урчит, грея её любимые пирожки.
Потому что дома не просто ждут. Они помнят. И когда их дети возвращаются — пусть на день, на час — они оживают.
Как оживает сердце матери, услышав шаги ребёнка на крыльце.
На старой липе у дома кто-то вырезал:
“Дом — это не где ты живёшь.
Это где тебя ждут.
Дом — это не стены и крыша.
Это любовь под крышей.
Можно объехать весь мир,
Но счастье найти только дома.
Потому что счастье не ищут.
К нему возвращаются”
Вопросы после сказки
Для ребёнка:
- Почему Маша так хотела уехать в столицу?
- Что ей понравилось в гостях у тётушки? А что не понравилось?
- Почему Маша заболела “тоской”?
- Что делает дом настоящим домом?
- Почему важно иногда уезжать из дома?
Для родителя:
- Обсудите с ребёнком разницу между “домом” и “жильём”. Почему в роскошной квартире можно чувствовать себя чужим, а в простой избе — дома?
- Поговорите о ценности путешествий и возвращений. Как путешествия помогают ценить дом? Объясните, что любить свой дом — не значит сидеть в нём всю жизнь. Это значит иметь место, куда всегда можно вернуться.