В деревне Калиновка жил пасечник Архип.
Человек он был уважаемый: пятьдесят ульев, лучший мёд в округе, борода до пояса. Когда Архип говорил — слушали. Когда Архип советовал — делали. Сорок лет он держал пчёл, а это не шутка.
И вот однажды Архип объявил:
— Я нашёл способ, как пчёлы больше мёда дают.
Деревня загудела.
— Как? Как?
— Чеснок, — сказал Архип веско. — Надо натереть улей чесноком изнутри. Пчёлы от чесночного духа злее становятся, злее — значит, работящее. Больше летают, больше несут. Я попробовал на трёх ульях — в полтора раза больше мёда собрал.
— В полтора раза! — ахнули мужики.
— Чеснок! — заохали бабы. — Кто бы подумал!
— Архип дело говорит, — закивали старики. — Он сорок лет с пчёлами, ему виднее.
К вечеру вся деревня знала: чеснок — секрет хорошего мёда. Архип сказал. Архип проверил. Архипу можно верить.
Стёпка узнал про чеснок от деда.
Ему было одиннадцать, и он считался мальчишкой дотошным — из тех, что спрашивают «почему» до тех пор, пока взрослые не рявкнут: «Потому!» Но сейчас он не спрашивал. Он испугался.
Дед Игнат держал десять ульев. Это было всё его богатство — мёд продавали на ярмарке, на вырученные деньги покупали соль, муку, ткань. Без ульев — голодать.
А дед уже тащил чеснок к пасеке.
— Деда, — Стёпка догнал его у забора, — погоди!
— Чего тебе?
— Ты правда все ульи будешь мазать?
— А то как же. Архип сказал — в полтора раза больше мёда. Грех не попробовать.
Стёпка замялся.
— А вдруг… вдруг пчёлы от чеснока разозлятся? Не работящие станут, а бешеные? Вдруг разлетятся? Или… или подохнут?
Дед остановился.
— С чего им дохнуть?
— Не знаю. Но ты же не пробовал. Никто не пробовал. Только Архип. А вдруг у него случайно получилось? Или он ошибся?
— Архип сорок лет с пчёлами, — отрезал дед.
— А если всё равно ошибся? Деда, у нас десять ульев всего. Если все испортятся — как зимовать будем?
Дед молчал.
— Давай хоть один попробуем, — попросил Стёпка. — Один — чесноком, один — без. Посмотрим. Если чесночный правда больше даст — тогда все остальные. А если нет — хоть девять целых останутся. Жалко же.
Дед чесал бороду.
— Ишь ты, — сказал он наконец. — Хитрый какой.
— Не хитрый. Страшно просто.
Дед посмотрел на него — долго, внимательно.
— Ладно, — буркнул он. — Один так один. Но если сработает — сам будешь чеснок тереть.
Они выбрали два улья — самых похожих.
Один дед натёр чесноком изнутри. Второй оставили как есть.
Стёпка притащил из дома огрызок карандаша и клочок бумаги.
— Это ещё зачем? — удивился дед.
— Записывать буду. Сколько мёда с какого. А то потом забудем и перепутаем.
— Делать тебе нечего, — проворчал дед, но не запретил.
Каждую неделю Стёпка бегал на пасеку. Смотрел, как пчёлы вылетают. Замечал: из чесночного улья — злее, это правда. Кусались чаще. Но летали не больше, а как будто даже меньше — крутились у летка, гудели сердито.
Через месяц пришло время качать мёд.
Дед работал, Стёпка стоял рядом с банками.
Обычный улей: восемь полных рамок.
Чесночный: шесть с половиной.
— Меньше, — сказал дед. Голос у него был странный. — Чесночный дал меньше.
Стёпка молчал.
— Как же так, — дед потёр затылок. — Архип говорил — больше…
Дед рассказал соседу Ерофею.
— Мы со Стёпкой проверяли. С записями. Чесночный улей дал меньше мёда.
— Меньше? — Ерофей нахмурился. — А у меня — тоже вроде не густо… Я думал, лето плохое.
— Посчитай, — посоветовал дед. — Точно.
Ерофей посчитал.
Пришёл через два дня, мрачный.
— У меня так же. Чесночные — меньше. На четверть меньше, чем в прошлом году.
Потом пришёл Михей. Потом Прохор. Потом ещё двое.
У всех чесночные ульи давали меньше.
— Надо Архипу сказать, — решил дед.
Пошли к Архипу всемером. Стёпка увязался следом, хоть и боялся.
Архип слушал, и лицо у него темнело.
— Брехня, — отрезал он, когда дед закончил. — Руки у вас кривые.
— Да мы как ты учил…
— Учил! А делали как? Чеснок какой брали — озимый или яровой?
— Какой был, такой и брали.
— Вот! — Архип ткнул пальцем. — Надо яровой! Я же говорил!
— Не говорил ты, — возразил Ерофей.
— Говорил! Ты не слушал!
— Архип, — вмешался Михей, — у меня яровой был. Тоже меньше мёда.
— Значит, натирал слабо! Надо с нажимом, чтоб сок пустил!
— Я тёр так, что руки саднили.
— А когда тёр? Утром? Вечером?
— При чём тут…
— При том! Утром надо! Пока роса не высохла!
Мужики переглянулись.
— Архип, — сказал дед тихо, — мы шестеро пробовали. Все по-разному. И у всех — меньше. Может, дело не в чесноке?
Архип побагровел.
— Вы что, меня дураком выставить хотите?! Сорок лет пчёл держу! А вы пришли — учить меня будете?!
— Не учить. Показать.
— Нечего мне показывать! — Архип вскочил. — Я своими глазами видел! Больше мёда было! А вы — криворукие, вот и не вышло! Пошли вон из моего двора!
Они ушли.
Стёпка оглянулся на пороге. Архип стоял посреди двора, сжимая кулаки, и лицо у него было не злое — растерянное.
Прошла неделя.
Архип ни с кем не разговаривал. Проходил мимо — отворачивался.
Но Стёпка заметил: он что-то делал на своей пасеке. Возился, считал, записывал на щепке.
Потом ещё неделя.
Однажды вечером в дверь постучали.
На пороге стоял Архип. Борода всклокочена, глаза красные.
— Дед дома? — буркнул он.
— Дома.
Архип вошёл, сел на лавку. Молчал долго.
— Я пересчитал, — сказал он наконец. — Свои ульи. По-честному. С записями. — Он выдавил это слово, как занозу. — Чесночные — меньше. На пятую часть меньше.
Дед молчал.
— Я ошибся, — Архип не поднимал глаз. — Мне казалось — больше. Я хотел, чтоб больше. Вот и виделось. А когда посчитал… — Он махнул рукой.
— Бывает, — сказал дед.
— Сорок лет с пчёлами, — Архип покачал головой. — А обмишурился, как мальчишка. На глаз поверил. Себе поверил. А себе верить нельзя. Особенно когда очень хочется.
Он помолчал.
— Мне бы сразу посчитать. Записать. Попросить, чтоб другие проверили. А я — сразу на всю деревню раструбил. Дурак старый.
Дед протянул ему кружку с квасом. Архип взял, отхлебнул.
— Ладно, — сказал он, вставая. — Пойду я. Хотел… ну, сказать. Что вы правы были.
Он дошёл до двери и остановился.
— Малец где?
— Тут, — Стёпка выглянул из-за печки.
Архип смотрел на него — долго, тяжело.
— Это ты деда надоумил? С записями?
Стёпка кивнул.
— Голова, — сказал Архип. Не похвала, не ругань. Просто признание. — Я в твои годы так не думал.
Он вышел.
Через три дня Архип снова появился у их дома.
Стёпка сидел на крыльце, строгал свистульку.
Архип подошёл, протянул ему банку мёда — большую, литровую, янтарную.
— Держи.
Стёпка опешил.
— Это… чесночный?
Архип хмыкнул в бороду.
— Нет. Пчелиный. Без приправ.
Он развернулся и пошёл прочь.
Стёпка смотрел ему вслед, держа банку обеими руками.
Мёд золотился на солнце — густой, честный, настоящий.
